Неточные совпадения
Взволнованная и слишком нервная Фру-Фру потеряла первый момент, и несколько
лошадей взяли с места прежде ее, но, еще не доскакивая реки, Вронский, изо всех сил сдерживая влегшую в поводья
лошадь, легко обошел трех, и впереди его остался только
рыжий Гладиатор Махотина, ровно и легко отбивавший задом пред самим Вронским, и еще впереди всех прелестная Диана, несшая ни живого, ни мертвого Кузовлева.
В то время когда он шел по коридору, мальчик отворил дверь во второй денник налево, и Вронский увидел
рыжую крупную
лошадь и белые ноги.
Левин боялся немного, что он замучает
лошадей, особенно и левого,
рыжего, которого он не умел держать; но невольно он подчинялся его веселью, слушал романсы, которые Весловский, сидя на козлах, распевал всю дорогу, или рассказы и представления в лицах, как надо править по-английски four in hand; [четверкой;] и они все после завтрака в самом веселом расположении духа доехали до Гвоздевского болота.
В бараке стояло пять
лошадей по денникам, и Вронский знал, что тут же нынче должен быть приведен и стоит его главный соперник,
рыжий, пятивершковый Гладиатор Махотина.
Она была очень набожна и чувствительна, верила во всевозможные приметы, гаданья, заговоры, сны; верила в юродивых, в домовых, в леших, в дурные встречи, в порчу, в народные лекарства, в четверговую соль, в скорый конец света; верила, что если в светлое воскресение на всенощной не погаснут свечи, то гречиха хорошо уродится, и что гриб больше не растет, если его человеческий глаз увидит; верила, что черт любит быть там, где вода, и что у каждого жида на груди кровавое пятнышко; боялась мышей, ужей, лягушек, воробьев, пиявок, грома, холодной воды, сквозного ветра,
лошадей, козлов,
рыжих людей и черных кошек и почитала сверчков и собак нечистыми животными; не ела ни телятины, ни голубей, ни раков, ни сыру, ни спаржи, ни земляных груш, ни зайца, ни арбузов, потому что взрезанный арбуз напоминает голову Иоанна Предтечи; [Иоанн Предтеча — по преданию, предшественник и провозвестник Иисуса Христа.
— Лягте, — сказал Туробоев и ударом ноги подшиб ноги Самгину, он упал под забор, и тотчас, почти над головой его, взметнулись
рыжие ноги
лошади, на ней сидел, качаясь, голубоглазый драгун со светлыми усиками; оскалив зубы, он взвизгивал, как мальчишка, и рубил саблей воздух, забор, стараясь достать Туробоева, а тот увертывался, двигая спиной по забору, и орал...
Пара серых
лошадей бежала уже далеко, а за ними, по снегу, катился кучер; одна из
рыжих, неестественно вытянув шею, шла на трех ногах и хрипела, а вместо четвертой в снег упиралась толстая струя крови; другая
лошадь скакала вслед серым, — ездок обнимал ее за шею и кричал; когда она задела боком за столб для афиш, ездок свалился с нее, а она, прижимаясь к столбу, скрипуче заржала.
В деревнях по улице бродят
лошади: они или заигрывают с нашими
лошадьми, или, испуганные звуком колокольчиков, мчатся что есть мочи, вместе с
рыжим поросенком, в сторону.
Легкая пыль желтым столбом поднимается и несется по дороге; далеко разносится дружный топот,
лошади бегут, навострив уши, впереди всех, задравши хвост и беспрестанно меняя ногу, скачет какой-нибудь
рыжий космач, с репейниками в спутанной гриве.
Как бешеный вырвался вслед за вестовым с факелом, сеющим искры, пожарный обоз.
Лошади — звери, воронежские битюги, белые с
рыжим.
— В сей момент, пан ротмистр, — отвечал старик, соскочив с
лошади и кидая поводья
рыжему повстанцу.
Их было три: золотисто-рыжая чистокровная кобыла с сухой, оскалистой мордой, черными глазами навыкате, с оленьими ногами, немного поджарая, но красивая и горячая как огонь — для Марьи Николаевны; могучий, широкий, несколько тяжелый конь, вороной, без отмет — для Санина; третья
лошадь назначалась груму.
Бывало, по вечерам, вычистив
лошадей, они соберутся в кружок около конюшен, и маленький
рыжий казак, встряхнув вихрами, высоким голосом запоет, как медная труба; тихонько, напряженно вытягиваясь, заведет печальную песню про тихий Дон, синий Дунай.
Веселый, черноглазый, без век, Хан-Магома, также кивая головой, что-то, должно быть, смешное проговорил Воронцову, потому что волосатый аварец оскалил улыбкой ярко-белые зубы.
Рыжий же Гамзало только блеснул на мгновение одним своим красным глазом на Воронцова и опять уставился на уши своей
лошади.
Корявые берёзы, уже обрызганные жёлтым листом, ясно маячили в прозрачном воздухе осеннего утра, напоминая оплывшие свечи в церкви. По узким полоскам пашен, качая головами, тихо шагали маленькие
лошади; синие и красные мужики безмолвно ходили за ними, наклонясь к земле,
рыжей и сухой, а около дороги, в затоптанных канавах, бедно блестели жёлтые и лиловые цветы. Над пыльным дёрном неподвижно поднимались жёсткие бессмертники, — Кожемякин смотрел на них и вспоминал отзвучавшие слова...
Круг интересов и знаний Смолина ограничивался бытом купеческим;
рыжий мальчик любил определять, кто кого богаче, взвешивая и оценивая их дома, суда,
лошадей. Все это он знал подробно, говорил об этом с увлечением.
Она с лаем выскочила из своего убежища и как раз запуталась в сети.
Рыжий мужик схватил ее за ногу. Она пробовала вырваться, но была схвачена железными щипцами и опущена в деревянный ящик, который поставили в фуру, запряженную рослой
лошадью. Лиска билась, рвалась, выла, лаяла и успокоилась только тогда, когда ее выпустили на обширный двор, окруженный хлевушками с сотнями клеток, наполненных собаками.
Старик всегда был чем-нибудь занят, и если не было домашней работы, он на дворе рубил дрова про запас, копал гряды, ухаживал за своею
лошадью, сердитой
рыжей кобылой, с какими-то необыкновенными белыми глазами, точно сделанными из фарфора, как у кукол.
— Прощай, — проворчал он, сняв фуражку, голову его обильно посолил мелкий дождь. Ехали сосновым лесом, было очень тихо, только хвоя сосен стеклянно звенела под бисером дождя. На козлах брички подпрыгивал монах, а
лошадь была
рыжая, с какими-то лысыми ушами.
Через несколько дней Артамонов младший, проезжая застоявшуюся
лошадь, увидал на опушке леса жандарма Нестеренко, в шведской куртке, в длинных сапогах, с ружьём в руке и туго набитым птицей ягдташем на боку. Нестеренко стоял лицом к лесу, спиною к дороге и, наклоня голову, подняв руки к лицу, раскуривал папиросу; его
рыжую кожаную спину освещало солнце, и спина казалась железной. Яков тотчас решил, что нужно делать, подъехал к нему, торопливо поздоровался...
День — серенький; небо, по-осеннему, нахмурилось; всхрапывал, как усталая
лошадь, сырой ветер, раскачивая вершины ельника, обещая дождь. На
рыжей полосе песчаной дороги качались тёмненькие фигурки людей, сползая к фабрике; три корпуса её, расположенные по радиусу, вцепились в землю, как судорожно вытянутые красные пальцы.
Но люди расступились не пред ним, а пред
рыжей, длинной
лошадью Экке, помощника исправника, — взмахивая белой перчаткой, он наехал на монаха, поставил
лошадь поперёк улицы и закричал упрекающе, обиженно...
Как увидал я, что из соломы торчат
рыжие дворовые сапоги, я слез с
лошади и давай будить сонного, раскидавши солому.
Среди голодной молодежи бестолково болтался
рыжий, плешивый, скуластый человек с большим животом, на тонких ногах, с огромным ртом и зубами
лошади, — за эти зубы прозвали его
Рыжий Конь. Он третий год судился с какими-то родственниками, симбирскими купцами, и заявлял всем и каждому...
— Эй, целовальник! Хозяин! — закричал Матвей Трофимыч
рыжему Борису, все еще хлопотавшему подле Ермолая. — Посылай скорее в их вотчину… в накладе не будешь… скорей парня на
лошади посылай в их деревню за десятским… за управляющим… да ну, брат, проворней!..
— Две
лошади бегут, бегут… — сказала Анна Акимовна и проснулась; перед ней со свечой в руках стояла ее горничная,
рыжая Маша. — Что? Что тебе?
Лычковы, отец и сын, захватили у себя на лугу двух рабочих
лошадей, одного пони и мордатого альгауского бычка и вместе с
рыжим Володькой, сыном кузнеца Родиона, пригнали в деревню. Позвали старосту, набрали понятых и пошли смотреть на потраву.
Елена Ивановна посматривала на избы, как бы выбирая, потом остановила
лошадей около самой бедной избы, где в окнах было столько детских голов — белокурых, темных,
рыжих. Степанида, жена Родиона, полная старуха, выбежала из избы, платок у нее сполз с седой головы, она смотрела на коляску против солнца, и лицо у нее улыбалось и морщилось, точно она была слепая.
Калашников чему-то усмехнулся и поманил ее к себе пальцем. Она подошла к столу, и он показал ей в книге на пророка Илию, который правил тройкою
лошадей, несущихся к небу. Любка облокотилась на стол; коса ее перекинулась через плечо — длинная коса,
рыжая, перевязанная на конце красной ленточкой, — и едва не коснулась пола. И она тоже усмехнулась.
— Не все такие, — хоть бы и из нашего брата, Егор Парменыч, — возразил
рыжий мужик, — може, во всей вотчине один такой и выискался. Вот горбун такой же мужик, а по-другому живет: сам куска не съест, а
лошадь накормит; и мы тоже понимаем, у скота языка нет: не пожалуется — что хошь с ней, то и делай.
— Братцы, не видали ли вы больного казака с
лошадью? Не проезжал ли тут? Из себя
рыжий, худой, на гнедом коне.
На полдороге к дому, у Кривой Балочки, Горчаков и его жена увидели оседланную
лошадь, которая стояла неподвижно и нюхала землю. У самой дороги на кочке сидел
рыжий казак и, согнувшись, глядел себе в ноги.
Дошли пешком до ближайшей деревни. Леонид предъявил в ревкоме свои бумаги и потребовал
лошадей. Дежурный член ревкома, солдат с
рыжими усами, долго разбирал бумаги, скреб в затылке, потом заявил, что
лошадей нету: крестьяне заняты уборкою сена. Леонид грозно сказал, чтоб сейчас же была подана линейка. Солдат вздохнул и обратился к милиционеру, расхлябанно сидевшему с винтовкою на стуле.
За вершниками охота поедет, только без собак. Псари и доезжачие региментами: первый регимент на вороных конях в кармазинных чекменях, другой регимент на
рыжих конях в зеленых чекменях, третий — на серых
лошадях в голубых чекменях. А чекмени у всех суконные, через плечо шелковые перевязи, у одних белые, шиты золотом, у других пюсовые, шиты серебром. За ними стремянные на гнедых конях в чекменях малиновых, в желтых шапках с красными перьями, через плечо золотая перевязь, на ней серебряный рог.
То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами, и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных,
рыжих, серых
лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах.
В первую минуту я не узнал его, но как только он заговорил, я тотчас же вспомнил работящего, хорошего мужика, который, как часто бывает, как бы на подбор, подпадал под одно несчастье после другого: то
лошадей двух увели, то сгорел, то жена померла. Не узнал я его в первую минуту потому, что, давно не видав его, помнил Прокофия красно-рыжим и среднего роста человеком, теперь же он был не
рыжий, а седой и совсем маленький.
Один был в черном мундире с белым султаном на
рыжей энглизированной
лошади, другой в белом мундире на вороной
лошади.
Лошади, и
рыжие, и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя.
Он знал это и потому терпеливее своих
лошадей (в особенности левого
рыжего — Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что́ будет.